Его лицо стерли с семейных фотографий, а имя десятилетиями замалчивали даже внутри королевской семьи. О нём не писали в хрониках, не говорили при дворе и вообще старались не вспоминать о его существовании. Почему британская королевская семья сделала всё, чтобы забыть собственного сына — и что скрывается за этой печальной тайной?
Странный младший сын
Младший сын короля Георга V и королевы Марии, он был шестым ребёнком в семье и приходился младшим братом двум будущим монархам — Эдуарду VIII и Георгу VI. Однако, несмотря на столь высокий статус при рождении, его жизнь приняла в итоге весьма неприятный оборот – его начала избегать его собственная семья.
Когда в 1905 году Джон появился на свет, ничто не предвещало того, каким тяжёлым и одиноким окажется его путь. Его ранние фотографии ничем не отличались от привычных образов королевских младенцев того времени — он был окружён вниманием и любовью, рос в роскоши, среди мамок и нянек, сбегавшихся на каждый его чих.
Однако уже в возрасте четырёх-пяти лет окружающие начали замечать в его поведении определённые странности.
Современники писали, что у Джона случались внезапные вспышки возбуждения — он мог смеяться, кричать, бегать, не реагируя на просьбы успокоиться. В другие моменты он становился замкнутым, отрешённым, молчаливым.
Также у бедняги явно проявлялось то, что сейчас мы называем задержкой в развитии: он не всегда мог выразить свои мысли, часто говорил фрагментами, с трудом понимал абстрактные вещи. Вишенкой на торте, если можно так сказать, стали повторяющиеся припадки.
Вскоре врачи поставили диагноз, который в ту эпоху звучал почти как приговор — эпилепсия.
Заболел – и был отвергнут
Пожалуй, самым поразительным в этой истории является то, что Джона начали убирать с глаз публики практически сразу после того, как его состояние стало очевидно нездоровым. Сначала его исключили из участия в официальных мероприятиях, затем — он исчез с семейных фотографий, и, в конечном счёте, был полностью изолирован от любой светской и общественной жизни.
Складывалось ощущение, будто его существование стало неудобным элементом королевской конструкции, и потому было решено вычеркнуть его из картинного образа идеальной семьи, охраняемого с почти религиозной тщательностью. Он просто не вписался. Потому что заболел
Последние годы своей короткой жизни Джон провёл в Сандрингемском поместье — уединённом загородном комплексе, куда его перевели и… фактически кинули в одиночестве. Дом, в котором он жил, больше напоминал лечебницу-изолятор, чем детское жилье: он находился вдали от шумной столицы, от братьев и сестёр, и даже от родителей, которые появлялись там крайне редко.
Историки полагают, что у принца, помимо эпилепсии, могло быть и расстройство аутистического спектра, но в начале XX века подобные особенности оставались вне поля зрения медицинского сообщества.
Особого внимания заслуживает почти полное отсутствие упоминаний о Джоне в личных дневниках и письмах матери несчастного принца, королевы Марии — женщины, отличавшейся крайней дотошностью и системностью в своих записях.
Казалось бы, для матери каждый ребёнок — это ее собственная маленькая драгоценная частичка, но в случае с Джоном наблюдается необычное молчание, словно наложенное изнутри табу.
Возможно, за этим молчанием скрывалась тонкая и мучительная игра чувств — стыд, неуверенность и, быть может, глубоко личная, почти трагическая неспособность принять то, что один из сыновей, рождённый в сердце великой империи, оказался по мнению семьи и общества неполноценным.
Немного света в царстве одиночества
Однако при всей драматичности происходящего история Джона не лишена света. Его няня, Шарлотта Билли, больше известная под именем Лалла, стала для мальчика не просто заботливой няней, а настоящей опорой в этом холодном мире. Именно в её присутствии Джон чувствовал покой, именно она стала его единственным безусловно принимавшим его близким другом.
Он плохо ладил с братьями, чувствовал себя чужим в собственной семье, но с ней рядом становился спокойнее, раскованнее. Она понимала его особенности, не требовала соответствовать жестким нормам, и, как утверждают историки, помогала ему развивать хотя бы частичную автономность и чувство собственного достоинства.
В то время как члены семьи всё реже навещали Джона в его уединённом доме в Сандрингеме, Лалла не покидала его ни на день. Она сопровождала его на прогулках, занималась с ним, заботилась о его здоровье, старалась сделать каждый день хоть немного более радостным.
Она устраивала для него маленькие представления, показывала ему птиц, природу, рассказывала истории — всё, что могло отвлечь и согреть.
Одинокая смерть одинокого мальчика
И вот в январе 1919 года, вдали от дворцовой суеты и политических волнений, произошло событие, оставшееся практически незамеченным для широкой публики. Там, в небольшом доме Вуд-хаус, отгороженном от мира высокими деревьями и густыми туманами восточной Англии, скончался одинокий тринадцатилетний мальчик.
Смерть настигла его внезапно: мощный эпилептический приступ, очередной в ряде таких же, оказался последним. В ту ночь рядом с ним находилась только неизменно преданная Шарлотта Билли. Родители — король Георг V и королева Мария — не приехали проститься.
По официальной версии, они не хотели подвергать себя эмоциональному потрясению. Но в этом решении, возможно, отражалась и более глубокая отстранённость, которую трудно объяснить одними лишь нормами того времени.
После смерти Джона именно письма Лаллы стали важнейшим источником, позволяющим понять, что происходило за стенами королевской резиденции. В них она описывала его как чувствительного, доброго и очень одинокого мальчика. Она писала о том, как он улыбался, когда чувствовал себя в безопасности, и как радовался простым вещам — животным, растениям, музыке.
Её слова о смерти Джона:
«Он ушёл спокойно. Я думаю, это было освобождение. Но как же тяжело терять того, кого ты любишь всем сердцем.»
После ухода принца Лалла была опустошена. Для неё он был не просто подопечным, а частью души. Королевская семья проявила сдержанную благодарность, но судьба самой Лаллы после этого резко изменилась — она была удалена от двора, и её дальнейшая жизнь прошла в тени. Но память о Джоне она, по-видимому, хранила до конца своих дней.
В официальных же источниках ему было уделено всего несколько строк, без особого пафоса или символизма. Джона почти не упоминали в некрологах, не чествовали как члена правящей династии, не вспоминали в речах. Его похоронили на скромном участке рядом с церковью Святой Марии Магдалины в Сандрингеме.
Надпись на надгробии была лаконичной: «John Charles Francis, a loving son of the King and Queen» — «Джон Чарльз Фрэнсис, любимый сын короля и королевы». Эта простая эпитафия на фоне пышных монарших мавзолеев звучит почти как извинение — тихое, едва уловимое, оставленное в тени истории.
